– Ты исключаешь похищение или убийство? – сразу спросил Марк Ливий.

– Полностью Она просто сбежала. Причем, как ты понимаешь, не одна!

Губы Марка Ливия были скорбно сжаты, но взгляд оставался твердым.

– С кем же? – спокойно спросил он.

– А ты не догадываешься? – прошипел Луций. – С Гаем Эмилием Лонгом!

Наступило оглушающее молчание. Луций Ребилл, в глазах которого застыли боль поражения и жажда мести, невольно отвел взгляд. Наконец он услышал голос Децима:

– Но как это могло случиться? Почему?

Луций видел, что Марк Ливий тоже ждет объяснений, потому, собравшись с силами, холодно произнес:

– Его имя попало в проскрипционные списки, за ним пришли, его ранили, но он убежал и не нашел ничего лучшего, чем прийти к ней. Я ничего не знал. Солдаты искали его в моем доме, но она его спрятала… в спальне, в сундуке. А ночью ушла с ним и одной из рабынь.

Луций заметил, что Децим едва заметно улыбнулся, и задохнулся от бешенства. В глазах брата Ливий была даже не догадка, а жестокое, пронзительно-ясное понимание истины.

«Но ты будешь молчать!» – с бессильной и одновременно торжествующей яростью подумал Луций.

Между тем Марк Ливий принялся расспрашивать зятя – его слова звучали размеренно и сухо:

– Что этот человек делал в Риме? Как его имя могло попасть в списки?

– Не знаю, – отвечал Луций с плохо скрываемым раздражением. Его злили подобные расспросы: интересно, какое отношение это имеет к существу дела?!

– Его тяжело ранили?

– Крови было достаточно много.

– Раненый и две женщины… – с сомнением произнес Марк Ливий.

– Рабыни сказали, что к исчезнувшей служанке в тот же вечер приходил ее дружок, гладиатор. Возможно, они убежали вчетвером?

– Гладиатор? – повторил Децим. – А чей?

– Кто знает! Сейчас чуть ли не каждый богатый римлянин имеет собственный гладиаторский отряд.

– И ты ничего не заподозрил, Луций? – сказал Марк Ливий.

– Я? А ты?! – неожиданно взвился тот. – Вы все скрывали от меня его имя! Я даже не знал, кто… – Он осекся и замер, сжав пальцы в кулаки. Внезапно прорвавшаяся в голосе мстительная свирепость удивила его самого.

Марк Ливий пожал плечами и произнес со всегдашним достоинством:

– Я не думал, что это так важно для тебя. Обычное девичье увлечение…

Луций вспомнил лицо Ливии каким оно было вчера, когда он говорил с нею в последний раз. Она отвечала ему, не отводя глаз, в то время как в ее спальне прятался этот…

И он вскричал, не помня себя:

– Девичье увлечение?! Как бы не так! Да она спала с ним еще до нашей с нею свадьбы!

Мгновение назад Луций не собирался произносить этих слов. Теперь он сидел, несколько отрезвленный и слегка освободившийся от того страшного груза, какой представляли собою столь долго сдерживаемые чувства. Теперь они наконец хлынули на волю, но он не двигался, придавленный теперь уже другим бременем – сознанием непоправимости случившегося, – сидел, глядя на свои бессильно упавшие на колени дрожащие руки.

Марк Ливий молчал. Никто и никогда еще не видел у него такого выражения лица. Словно он только что потерял одну из своих твердынь, тех, на каких покоился его мир. На свете нет ничего незыблемого, но не все это понимают, а кто понимает, зачастую не может принять…

Несколько секунд Марк Ливий пристально смотрел на Луция, потом перевел взгляд на сына: Децим сидел, изумленно вытаращив глаза. Тогда отец Ливий глухо произнес:

– Я не знал. Мы не знали. Если б только я догадывался, ни за что не отдал бы ее тебе.

«Конечно! – хотел воскликнуть Луций. – Ты выдал бы ее за того, другого, ведь он был и молод, и красив, и богат!»

– Теперь поздно об этом говорить, – сухо произнес он.

– Ты хочешь вернуть Ливию обратно? – спросил Марк Ливий. – Или мне взять поиски на себя?

– Я еще не решил, – уклончиво произнес Луций. – Она оскорбила и опозорила всех нас.

Глаза Марка Ливия совсем потемнели, на лице ярче обозначилась сеть страдальческих морщинок.

– Ты можешь развестись с нею, но сначала ее надо найти. Ты еще никому не сообщал?

– Нет.

– Нельзя доводить до сведения претора, – заметил Децим, – Ливию могут обвинить в пособничестве проскрибированному.

– Лучше нанять отряд людей, которые занялись бы отдельными поисками, причем сделать это побыстрее, пока нас не опередили солдаты триумвиров, – сказал Марк Ливий.

– Кстати, – промолвил Децим, обращаясь к Луцию, – позволь узнать, а где ты был этой ночью? Почему оставил Ливию одну?

Луций стиснул зубы. Он в сотый раз пожалел о том, что позволил Дециму присутствовать при этой беседе. Но поскольку здесь находился Марк Ливий, он взял себя в руки и спокойно ответил:

– Она попросила позволения ночевать в одиночестве. Она жаловалась на плохое самочувствие…

– Полагаешь, они сговорились заранее?

– Нет, не похоже.

– Конечно, они попытаются выбраться из города, – сказал Марк Ливий. – Как думаете, может Ливия обратиться за помощью к подругам или знакомым?

– Вряд ли, – ответил Луций.

– Да. Попытается найти пристанище на одной из наших вилл? Сомневаюсь…

– А если они поедут в Этрурию, туда, где живет этот Гай Эмилий? – предположил Децим.

– Что им там делать? – В глазах Луция Ребилла вспыхнул нехороший огонек. – Ему уже ничего не принадлежит. Распоряжение о конфискации наверняка было отдано сразу же, как только…

Он замолчал, случайно натолкнувшись на взгляд Марка Ливия, глубоко задумчивый, отрешенный. Отец Ливий пытался что-то понять, измерить глубину какой-то пропасти, что-то решить для себя. Наконец этот немолодой, многое повидавший патриций вымолвил тяжело и устало:

– Мы их найдем. Ливия никогда не путешествовала, у нее мало жизненного опыта, она плохо представляет, что нужно делать… Гай Эмилий ранен. Рабы… – Он пожал плечами.

Луций поднялся с места:

– Я сам займусь поисками. А если мне понадобится помощь, обращусь к вам.

Он прочитал в глазах отца Ливий одобрение своему решению.

– Какой приказ ты отдашь людям?

– Задержать Ливию; всех, кто будет с нею, убить на месте, – не колеблясь, отрезал Луций.

Немного помедлив, Марк Ливий сказал:

– Позволь мне первым поговорить с нею.

– Нет, – непреклонно произнес Луций, – это сделаю я.